– Я слышал, ты вчера неплохо проводила время, – не менее флегматично заявляет он.

Хмурюсь. Что это еще должно значить?

– Поясни, – бросаю я, замерев, как фреска рядом с диваном.

– Слышал, ты нашла себе нового знакомого в туалете. Туалеты, это твоя фишка, да? – спрашивает он, опираясь своими бицепсами на стойку, в то время как я прихожу в полное замешательство.

– Что за хе*ню ты несешь? – не сдержав изумления, спрашиваю его.

– А что, не было такого? – интересуется он, взяв из корзинки зеленое яблоко.

Напрягаю работу всех своих мозговых клеток, рассматривая его небритое лицо.

– Ты про того парня с ирокезом? – пораженная, ахаю я.

Бес лишь надкусывает яблоко и смачно жует, игнорируя мой вопрос.

– Наумов, ты в своем уме? – вопрошаю я. – Я даже имени его не знаю!

– Хочешь, дам телефончик? Мы знакомы.

Я так поражена, что лишь открываю и закрываю рот.

– Ты это сейчас серьезно? – охрипшим голосом спрашиваю я. – Если это такая шутка тупая…

– Это не шутка. У меня скоро поезд, собирай вещи.

Кажется, изумление – это гвоздь сегодняшней программы. Стою, как громом пораженная. С чего я вдруг решила, что могу быть влюблена в этого дебила? У меня точно мозги набекрень!

– Антон, – холодно зову я, потому что он уже отвернулся, предпочтя смотреть на кофемашину.

Повернув свою растрепанную башку в профиль, ждет.

– Ты совсем придурок? – интересуюсь я.

Он лишь принимает исходное положение, игнорируя такой очевидный вопрос.

Уверенным шагом направляюсь к нему и становлюсь между ними с машиной. Упираю руки в бока и шиплю:

– Это Снежинка Вера тебе наплела?

Антон складывает руки на груди и отвечает:

– Какая разница, кто?

Значит, она. От такой подлости я на миг теряю дар речи. Смотрю на Наумова и хочу, чтобы он меня обнял. Хочу, чтобы всего этого не было. Это же Антон. У него такие нежные руки, а губы…

Но, кажется, это не сон.

– И… – откашливаюсь. – Что, дальше?

Глажу плечи руками, потому что мне стало холодно.

– Я уже сказал. Собирай вещи. Вадик тебя отвезет.

В этот момент мне становится страшно, и это чувство почти осязаемо. Он что, отсылает меня навсегда? Я погорячилась там вначале, когда говорила, что он дебил и что я его не люблю. Я очень люблю. Очень-очень. Я… я не готова расстаться с ним даже на день, не то что… навсегда? Я даже не собираюсь это скрывать, пусть знает!

– Антон… – тихо говорю, глядя ему в лицо. – Я люблю тебя… я…

– Бл*ть, Алёнушка! – раздраженно перебивает он, закатывая глаза. – Мы с тобой четыре дня трахаемся, а ты меня уже любишь?

Я смотрю на него со смесью боли и ужаса. Как я могла так вляпаться? Как?

– То… то есть тебя плевать на меня? – решаю расставить все точки над «i».

Надо отдать ему должное, здесь он взял паузу. Это должно меня утешить?

– Иди собирай вещи, – устало отвечает он.

– Антон… – шепчу я.

Я не хочу уходить…

– Алёна, бл*ть! – оттолкнувшись от столешницы, он проходит мимо и выхватывает чашку из держателя, потом шипит, пролив горячий кофе себе на пальцы, и швыряет ее в раковину.

Вздрагиваю, наблюдая за ним. Он такой злой. Мышцы на спине ходят ходуном. Когда он вновь смотрит на меня, его челюсти сжаты, а глаза мечут молнии.

– У меня дох*я дел! – чеканит Бес. – Я хочу, чтобы ты свалила!

Отшатываюсь, как от удара, чувствуя в груди ледяной холод.

Хочет, чтобы «свалила»? Вот так просто? Надоела, пошла вон?

Это больно. Это очень больно.

Чувствую ком в горле и пелену перед глазами.

Разворачиваюсь и несусь в комнату, придерживая рукой подбородок, чтобы он так сильно не дрожал. Быстро запихиваю в сумку все свои вещи, которые вижу. Потом бегу в ванную и сгребаю в сумку косметику. Пробежев мимо Наумова, ищу Палкашину сумку. Она аккуратно сложена в шкафу. Хватаю сумку и свое пальто, на ходу просовывая руки в рукава.

– Вадик отвезет тебя, – подает «ОН» голос с дивана.

– Пошел ты… – шепчу я. – Кс-кс-кс…

Мой послушный умный кот тут же несется ко мне на всех парусах. Сажусь на колени и запихиваю его в домик, стараясь смотреть только перед собой. Пытаюсь застегнуть молнию, но мои руки дрожат. Слезы висят на ресницах, мешая видеть. Нужно срочно убираться отсюда. Оставляю молнию полурасстегнутой, закинув сумки на плечи, обуваюсь. Выходя за дверь, тут вспоминаю о самом главном. Достаю из кармана ключи на цепочке и швыряю в Наумова, после чего выскакиваю из квартиры, захлопнув дверь. Только оказавшись в лифте, даю волю слезам. Очень горючим слезам. Забиваюсь в угол и вою, пытаясь вызвать такси.

Господи, какая же я дура!

Я такая идиотка.

Тупая недотраханная идиотка!

Вылетаю из лифта и врезаюсь в… Вадика. Он хватает меня за плечи и в панике разглядывает.

– Алёна?! Ты чего?! Случилось что?!

– Я… мне… – но уже поздно, я реву.

Просто армагеддон!

– Офиге-еть! – кричит он и обнимает меня. – Куда тебе, я отвезу! Куда?

– Нннее ннаадо...

Заикаюсь. Слова не могу вымолвить. Это он довел меня до такого состояния. Какая же я наивная дура! Господи!

Хочу к маме!

Хочу домой!

До родителей мне ехать три часа на поезде. Но я вряд ли смогу сформулировать свою мысль, поэтому, когда Вадик ведет меня к машине, не сопротивляюсь. Со второго раза объясняю, что мне нужно на вокзал. Вадик покупает мне билет в вагон с животными и помогает в него сесть, даже сумку закидывает наверх, а после сидит со мной до самого отправления, каким-то образом умудрившись выцыганить у проводника чаю.

Слава богу, он ни о чем не спрашивает. Он просто отличный ассистент.

Хочу попросить не рассказывать ни о чем этому уроду, его боссу но мне уже плевать. Я больше никогда не собираюсь встречаться с Антоном Бесом Наумовым. Никогда.

Я просто влюблюсь в достойного мужчину и буду счастлива.

Все пройдет.

Глава 22

Этот этап своей жизни я очень тактично именую – «серой полосой».

Она начался с первыми осенними дождями и закончился лишь с первым снегом. Лишь с первым снегом меня более-менее отпустило. Я вроде как поняла, что мне дарована одна жизнь, и я должна прожить ее всем на загляденье. Это официальная версия, чтобы успокоить близких, на самом деле, в голове у меня чумовой бардак.

– Да куда ж ты так газуешь?! – орет Юра – мой штурман. – Лед на дороге, нужно дистанцию держать!

– Ладно! Поняла я, не ори! – ору я.

Я очень нервничаю. За последние часы я потеряла несколько килограмм веса и несколько литров пота. Мои волосы прилипли к затылку, сердечный ритм нестабилен.

Сегодня первое декабря, и я триумфально возвращаюсь в Москву на собственном автомобиле. Правда, он такой убитый, что мне его жалко. Просто родители наконец-то решились на новую Ладу, а мне отдали наш двадцатилетний семейный Форд. Но дареному коню, как известно…

Зато теперь я смогу ездить на новую работу на машине, и мне не придется спускаться в метро. Оно мне порядком поднадоело. Я прошла собеседование по видеосвязи и теперь являюсь штатным юристом одной маленькой строительной фирмы. Они строят таунхаусы в МО[1] и их гендиру (мужчине) понравились мои волосы, я в этом уверена. Почему я не апгрейдила себя раньше?

Я впервые выехала на столь длинную дистанцию, и мои друзья благосклонно предложили помощь. Они доедут со мной до самой квартиры и помогут припарковаться. Что буду делать дальше, понятия не имею.

– Да что за топорность?! Не дергай ты так рычаг! – слышу очередное указание.

– Топорность? – хихикает на заднем сиденьи Вика.

Она теперь все время хихикает, ведь у нее на безымянном пальце помолвочное кольцо. Они поженятся за неделю до Нового года. Будет только регистрация в ЗАГСе, а потом эти счастливчики улетают на острова.

Просто отличный план.

Я провела дома почти два месяца. Свое диссонансное состояние я объяснила трудностями на работе. Родители окружили меня теплом и заботой. Все, что мне оставалось делать – есть, спать и смотреть сериалы. Первые недели я вообще не выходила из дома. А зачем? На улице адское дерьмо, в душе – то же самое. К счастью, никто не пытался на меня давить, понимая, что рано или поздно я выберусь из своей скорлупы.